Умным слыть приятно, а дураком - полезно.
13.09.2013 в 21:00
Пишет fandom Walt Disney 2013:fandom Walt Disney 2013. Level 3. Миди. Часть 4
URL записиНазвание: Семь тайн
Переводчик: fandom Walt Disney 2013
Бета: fandom Walt Disney 2013
Оригинал: «Seven for a Secret» автора orphan_account, разрешение на перевод получено
Ссылка на оригинал: здесь
Размер: миди, 6390 слов
Пейринг/Персонажи: Золушка, Рапунцель, Аврора, Белль, Ариэль, Жасмин, Белоснежка
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: Семь не случившихся "жили они долго и счастливо". Добро пожаловать в прекрасный мир Диснея.
Для голосования: #. fandom Walt Disney 2013 - работа "Семь тайн"
1. Легенда Восточного Королевства
Она должна была успеть пленить принца до полуночи.
Золушку охватило отчаяние. Она не верила, что остался хоть один шанс на то, что её мечты осуществятся. После стольких унижений она уже не знала, сможет ли пережить ещё одно разочарование. Она всегда думала, что усердный труд и вера в лучшее помогут преодолеть все преграды и стать счастливой, но надежда стала угасать.
И тогда появилась крёстная фея, облачённая в голубые одежды, и с улыбкой на губах взмахнула волшебной палочкой, творя чудеса. Она пообещала, что Золушка обязательно попадёт на бал.
Но было одно условие.
— Любая магия имеет свою цену, моя дорогая, — сказала крестная фея. — Ты готова ее заплатить?
— Но у меня ничего нет... — нерешительно ответила Золушка.
— Магия возьмет то, что захочет, — пояснила крестная. — И только в случае твоей неудачи.
Золушка решила, что хуже быть уже не может. Она устала всегда говорить «нет», заставлять себя улыбаться, когда хотелось плакать из-за своей несправедливой судьбы. Устала всегда быть доброй, ведь доброта была бесполезна в общении с такими людьми, как ее сводные сестры и мачеха. Золушка устала от всего этого, и ей захотелось хотя бы раз получить что-то только для себя. Не могла ведь цена быть больше, чем Золушка в состоянии предложить.
Она улыбнулась и согласилась на все, что могло случиться, не понимая и даже не спрашивая, что случится, если ей не повезёт.
Много лет спустя в деревушках, что находились недалеко от прежней столицы, давно превратившейся в руины, появилась легенда, из-за которой молодые девушки не решались гулять поодиночке. Выходить на улицу после захода солнца было опасно. Каждый был знаком с той, кто едва уцелел, или имел дальнюю родственницу, которой повезло меньше. Никто точно не знал, что охотится за ними, но все слышали эти предания.
В них говорилось о девушке, что ездит в карете, сделанной из тыквы и запряжённой мышами. Лакеем служит пёс, а на месте кучера сидит огромная крыса. Карета стремительно несётся, неотступно преследуя всех, кому не посчастливилось оказаться на её пути. Никто не знал, как выглядит та, что сидит в карете, но видевшие её ближе остальных, те, кого почти схватили, уверяли, что слышали скрипучий, надломленный женский голос, поющий песнь о своих несбывшихся мечтах.
Убегать с тропинки было бесполезно — ничто не могло сбить карету с пути, ей не нужны были проторенные дороги, чтобы мчаться, как ветер. Только река могла остановить жуткий экипаж.
Во всех сказаниях встречался один и тот же совет. Если девушке доведётся увидеть полуночную карету, единственное, что она может сделать — снять свои туфли и бросить их подальше от себя. Карета помчится на поиски туфель, и лакей сойдет на землю, чтобы подобрать их. Это даст несчастной немного времени, чтобы перебраться через реку и вернуться домой.
А если нет... что ж, тех, кого нагнала карета, всегда находят на следующий день. Без головы.
2. Прикованная
Бывали дни, когда встать с постели становилось выше ее сил.
Сколько она себя помнила, Рапунцель боролась за то, чтобы выполнять простейшие вещи. Она ещё помнила о том, как играла когда-то, но теперь ее невыносимо притягивало к земле, и она едва могла двигаться. Матушка приходила каждый день, приносила еду и помогала одеться, потому что Рапунцель не могла сделать самостоятельно даже это.
Ее волосы перевешивали и приковывали к земле. Чтобы сесть, ей приходилось сражаться с собой в самом буквальном смысле слова.
Они росли так быстро, что Рапунцель не успевала за этим следить. Иногда ей казалось, что достаточно моргнуть, как перед ней окажется еще один фут волос, с которым придется бороться. Она не знала, что для людей не характерно, когда волосы вырастают на дюйм в день, потому что ей было не с кем сравнить себя, кроме матушки, а матушка всегда выглядела одинаково.
Раз в год Рапунцель доносила себя до окна, смотрела на огни, зажигающиеся в день ее рождения, и мечтала покинуть эту комнату, стать свободной. Случалось, что она хотела сдаться и отрезать великолепные волшебные волосы, которые, как матушка говорила, нужно беречь. Она хотела встать, выйти наружу и повстречать людей.
В башне не было ничего острого, чтобы осуществить ее мечту. Матушка всегда соблюдала осторожность.
Однажды, на следующий день после своего пятнадцатилетия, она попыталась вырвать волосы прядь за прядью, но у нее ничего не получилось. Матушка оказалась права насчет того, что они волшебные.
Рапунцель была худенькой девочкой, а волосы весили невообразимо много. Неподвижно лежать целый день было вредно для здоровья, как и пытаться двигать тоненькой шеей, когда сотни фунтов оттягивали ее вниз. Иногда ей казалось, что шея просто сломается от чересчур резкого движения.
Постоянные головные боли, вызванные тяжестью волос, притуплялись только лекарствами, которые приносила матушка. Рапунцель стала доверять Готель еще больше после того, как та стала добавлять успокоительное, чтобы помочь ей уснуть. В такие дни Рапунцель переставала волновать ее беспомощность — ей просто хотелось поспать.
А потом настал день, когда матушка не вернулась.
Рапунцель не сразу поняла, что матушка задерживается. Время было чем-то непонятным, особенно после того, как матушка стала давать ей лекарства от головной боли. Незаметно ускользали целые часы, и когда она закрывала глаза, время пролетало без ее ведома.
Прошло около двух дней, когда она осознала, что матушка не возвращается. Мочевой пузырь уже раздулся, но Рапунцель, хныкая, пыталась убедить себя подождать еще чуть-чуть. В конце концов ей пришлось столкнуться с неизбежным. Она не могла дойти до туалета самостоятельно.
Оскорбленная, она лежала в собственной луже, и не могла ничего делать, кроме как плакать. Прошли целые месяцы с тех пор, как она поднималась самостоятельно, и теперь к своему ужасу обнаружила, что даже сидеть без помощи больше не может. Не осталось ничего, что она могла бы сделать для собственного спасения без матушки. И она ждала и не понимала, что же такого могло случиться, что матушка не пришла. Матушка любила ее и никогда бы не оставила.
Что-то запуталось у нее в волосах. Она чувствовала запах гниения, но не могла подняться, чтобы посмотреть, что это. Где же матушка?
Ей было некого спросить, поэтому она задавала этот вопрос себе снова и снова. Она теряла сознание и вновь приходила в себя, а время продолжало нестись. Рапунцель неподвижно лежала в кровати, ждала и ждала, но никто так и не приходил. Никто не приносил еду, и никто не приносил лекарства, но это было не страшно, потому что через некоторое время головные боли прекратились навсегда.
3. Нулевой пациент
Принц разбудил ее поцелуем, но на этом история не закончилась.
Ночь была переполнена чувствами, пока они с Филлипом кружили в танце по залу перед их объединенными королевствами. Она смотрела ему в глаза и чувствовала себя счастливей, чем когда-либо в жизни. Они танцевали, пока не заболели ноги, а потом вместе сели к родителям, чтобы обсудить свадьбу. Аврора не высказывала никаких предложений, пока речь шла о протоколе и церемонии, потому что ничего о них не знала. Она сидела и улыбалась, считая, что у нее еще целая жизнь впереди, чтобы все это узнать.
На следующий день она проснулась в комнате своей башни. Некоторое время она смотрела на полог, напоминая себе, что все это реально. Она действительно оказалась принцессой, и принц спас ее от проклятия злой ведьмы. Она вернулась к своим родителям и собирается выйти замуж за человека, которого любит. Океан перемен кружил голову, но Аврора не сомневалась, что все это к лучшему.
Как только она привыкнет ко всем изменениям, она будет безумно счастлива. Она чувствовала себя неуютно в этой вычурно разукрашенной спальне, но понимала, как мелочно будет звучать ее просьба о другой комнате, менее огромной, менее величественной и той, в которой она не спала вечным сном из-за заклятия.
Аврора сказала сама себе не быть хлопотливой, как Мэривеза, и поднявшись с постели, начала свою песнь, встречая новый день.
Через два часа, после того как служанки облачили ее в прекрасное зеленое утреннее платье, она спустилась к завтраку. Филлип встретил ее улыбкой и предложил свою руку, чтобы сопроводить в обеденный зал.
— Доброе утро, любовь моя, — сказал он. — Выдержим ли мы снова наших родителей?
— Разве может победитель драконов бояться простых смертных? — поддразнила Аврора, направляясь вместе с ним на завтрак.
— Твой отец — страшный человек, когда за спиной у него армия и совет, — серьезно ответил Филлип, хотя Авроре гораздо больше нравилось, когда его глаза искрились весельем. — Куда разумней избегать вражды, когда это возможно.
Она была так счастлива находиться рядом с ним, что не обратила никакого внимания на то, что он отвернулся, чтобы откашляться.
К вечеру она жалела, что была так невнимательна.
Филлип стал чувствовать себя плохо и слег в постель. Обеспокоенная Аврора просила тетушек помочь, и все три пообещали за ним присмотреть. Аврора протирала его лоб мокрыми тряпицами, пока тетушки в углу бормотали заклинания. Она шептала слова любви и поддержки Филлипу, чтобы он вернулся к ней и открыл глаза.
Его руки синели, и она плакала, слыша, как он борется за каждый вздох. Еще накануне он был здоров, танцевал и смеялся вместе с ней. Теперь он лежал при смерти, и Аврора не знала, что делать. Она никогда раньше ни за кем не ухаживала — у тетушек было безупречное здоровье.
Колдовство фей не помогало. Аврора смотрела, как они произносят заклинание за заклинание, и как все больше синеет кожа Филлипа после каждой их неудачи.
— Я не знаю, есть ли что-нибудь, что мы можем сделать, моя дорогая, — сказала Флора. — Наши заклинания не работают.
— Пожалуйста... попробуйте еще, — умоляла Аврора, неспособная думать о чем-либо еще. Она ненавидела свою беспомощность. В отличие от дракона, этого противника нельзя было победить любовью и отвагой.
Фауна успокаивающе сжимала ее плечи.
Все было напрасно. Несмотря на ее мольбы и старания фей, она видела, как он умирает. Филлип закашлялся и в последний раз закрыл свои храбрые глаза, прекращая дышать. Она поцеловала его в окровавленные губы, но в отличие от нее, он не проснулся.
Всю следующую неделю, каждый день, она жалела о том, что вообще очнулась от своего сна. Как бы странно это ни звучало, но она даже стала страдать бессонницей. Единственное, о чем Аврора могла думать на похоронах, что этот день должен был стать днем ее свадьбы.
Пока Аврора горевала, по королевству распространялись ужасные миазмы, поражая людей одного за другим с непреклонной силой. Дворцовый музыкант стал следующей жертвой, захлебываясь кровью во время кашля. Пока Филлипа готовили к погребению, с такими же симптомами слегло несколько служанок. Большинство из заразившихся в конечном счете выздоравливали, но одного из трех болезнь забирала с собой в иной мир. К тому времени, как подкралась зима, она достигла небывалых масштабов и продолжала распространяться в нарастающем темпе.
Меривеза заболела на следующий день после похорон Филлипа. Она стала четвертым безнадежным несчастным случаем.
Умирали сильнейшие. Болезни обычно уносили самых молодых и самых старых, но эта была иной. Жертвы невыносимо страдали, валились в постель с ужасным жаром и ознобом; дрожа и трясясь, накрывались грудой одеял. Иногда болезнь обрушивалась с особой силой, вторгаясь и насилуя тело. Кого-то рвало, кто-то истекал кровью. Всех их объединяли мучения, переносимые из-за нее.
Болезнь накатывала волнами — те, кто не свалились в первом потоке, оказывались прикованными к постели, когда она наверстывала упущенное.
Вокруг Авроры умирали люди ее отца; смерти становились все ужасней и стремительней, было невозможно уследить за ними, чтобы попытаться хоть как-то взять под контроль. Чтобы сражаться с инфекцией и заботиться о больных не хватало рук, но все, кто был на ногах, сновали по дворцу, пытаясь помочь.
Аврора узнала, каким страшным врагом может быть человеческое тело. Некоторые тела разламывались, когда их пытались перенести в подготовленные могилы, другие выделяли субстанции, о существовании которых она даже не подозревала. Некоторые живые молили об избавлении от мучений. Пациенты, за которыми ухаживала Фауна, умоляли ее покончить с их страданиями, и Авроре оставалось только догадываться, помогала ли ее добросердечная тетя единственным оставшимся способом.
Тем, кому повезло, покидали мир, даже не осознав, что подхватили жуткую заразу. Остальные же предельно ясно понимали, что с ними происходит, но были не в силах бороться. Люди оказывались в отвратительных условиях, а на домах семей, которых коснулась беда, рисовали метки.
Дворец заполнило зловоние, с каким Аврора никогда и близко не сталкивалась; постельное белье и одежда были сплошь в моче и экскрементах людей, которые уже не могли самостоятельно встать или помыться. Кровь была везде — на белье, на вещах; она лилась из носа и даже ушей, а кто-то ее судорожно откашливал. Аврора в ужасе наблюдала, как синеет кожа от недостатка воздуха, и летают мухи, как над умершими, так и над больными.
Вскоре им стало не хватать гробов.
Все кровати уже давно были заняты, каждый коридор, каждая свободная комната заполнилась койками с инфицированными и умирающими. Гробовщики, по большей части и сами больные, сокрушались, поскольку девать мертвые тела стало уже некуда. Тела оставались лежать прямо там, где переставали дышать, часто залитые сочащейся кровью. Король приказал запереть несколько комнат вместе с мертвецами, но закрытые двери не спасали от ужаса и знания того, что за ними лежит. Умершие продолжали покоиться всюду, а умирающие лежали рядом с ними, слишком ослабевшие, чтобы передвигаться.
Когда число погибших перевалило за сотню, люди стали бежать из замка в села в попытке спастись от чумы. Отец Авроры, спохватившись, объявил карантин, но было уже слишком поздно. Во дворец приходили сообщения об учащающихся случаях заболеваний в деревнях.
Аврора усердно трудилась, но ее доброе от природы сердце умерло вместе с ее любовью. Теперь она была лишь парой дополнительных рук, которые вместе с Флорой изо всех сил пытались помочь больным.
Оставшиеся в живых закрывали лица тряпками в попытке защититься от жутких миазмов, распространяющих болезнь, и оставляли только наполненные страхом, взирающие на гибнущий мир глаза. Все казались чужими, и Аврора не переставала надеяться, что она просто все еще спит, и ей снится кошмар, от которого она не может очнуться.
«Было ли это последнее проклятие Малефисенты?» — думала Аврора.
4. Равенство
Ее звали не Белль, ведь это было бы слишком наивно. На самом деле она была Беатрис, и жила она не в странной французской деревушке. Что правда, то правда — она росла необыкновенно хорошенькой девочкой, и как-то само собой вышло, что это прозвище стало ее вторым именем. Деревня, в которой жила ее семья, нищенствовала, так что странной, учитывая жуткое время французской Революции, ее никак нельзя было назвать.
Белль не могла припомнить дней, когда жители деревни ничего бы не боялись. Ее родители принадлежали к мелкой буржуазии, но после смерти матери безумство ее отца постепенно стерло их статус, и вскоре они оказались в нищете, в провинции, далеко от больших городов.
В это беспокойное время чужеземцы не вызывали доверия, и Белль не могла найти себе друзей. Люди относились с подозрением даже к членам собственной семьи, так что было глупо надеяться, что кто-то захочет налаживать отношения с новыми людьми. Но Белль и не беспокоилась по этому поводу — большинство жителей не знали даже простейшей грамоты, а в целом свете не было ничего, что Белль любила бы больше, чем книги.
Она читала книги, бережно держа над ними свечу; книги, которые ее отец приносил после каждого похода в город на собрания Якобинского клуба. Он возвращался преисполненным идеями свободы, равенства, братства. Она слушала, как он излагал обсуждаемые темы, и с трепетом брала принесенные брошюры и книги, говорящие о том, что близится эпоха Просвещения.
Идеи были революционными, и Белль не могла перестать думать об их грандиозности. Она читала Руссо и Вольтера, размышляя о несправедливости мира. Затем она открыла для себя работы Олимпии де Гуж, которые вызвали интерес к Манон-Жанне Ролан, и Белль начала задумываться о том, чтобы поехать в Париж и присоединиться к революционерам. И она отправилась в это путешествие, но не по своей воле.
В тот вечер, когда ее отец не вернулся домой, она забеспокоилась, не разоблачили ли его приверженцы режима. Шло время, а она ждала, то раздражаясь, то волнуясь, то поддаваясь страху. Во Франции было опасно, и Белль знала, как много людей исчезает без следа. Когда Филипп прискакал домой, весь взмыленный и паникующий, она, ни секунды не сомневаясь, вскочила в седло и приказала ему мчаться по следам отца.
Как Белль и думала, конь держал путь в лес, сойдя с обычной дороги и ступая на темную неприглядную тропинку, которой никто из сельчан не пользовался. Она заставляла себя охранять спокойствие, пока Филипп двигался все дальше в разросшуюся дикую чащу. Волосы вставали дыбом от неподдельного ужаса, когда то там, то здесь раздавался протяжный волчий вой.
Вдруг перед ней, как мираж, появился дворец, обнесённый высокой оградой с восхитительными воротами. Белль, затаив дыхание, рассматривала архитектурное великолепие, выполненное так искусно и неприлично роскошно, что она ни за что бы не поверила в его существование, если бы не увидела собственными глазами. Окон было столько, что она сомневалась, сможет ли когда-нибудь их пересчитать, а лужайки стояли подстриженными с доходящим до абсурда совершенством. Там хватило бы места, чтобы вместить пять таких, как ее, деревень.
Он выглядел в точности, как Белль представляла себе Версальский дворец.
Эта мысль вселила в нее уверенность; она убедилась, что ее отец исчез из-за выпада оппозиции против аристократии. Расправив плечи, она повела Филиппа через ворота во двор.
Чтобы столкнуться с Чудовищем.
Белль не могла найти слов, чтобы описать того монстра, что появился перед ней из ниоткуда. Словно кто-то взял самых неистовых тварей существующего животного мира и соединил их в одно существо, чтобы создать кошмар во плоти, сверкающий голубыми глазами. Он кружил вокруг нее, угрожал и приказывал убираться.
Она смотрела в лицо Чудовища и напоминала сама себе, что они равны.
— Меня не запугает какой-то монстр, — сказала она ему, расправляя плечи и обжигая пламенным взглядом. Белль была настоящей дочерью своего отца — она не стала бы преклоняться ни перед кем и ни перед чем, потому что она не ниже остальных. — Верни мне моего отца.
Она не собиралась показывать ему свой страх, потому что не боялась его. Он проревел ей в лицо, но Белль даже не вздрогнула. Она держалась уверенно и хмуро взирала на него, зная, что единственное, что он может сделать — причинить ей физический вред.
Белль не могла сказать точно, кто из них двоих оказался шокирован сильней.
Он невнятно бормотал и запинался, требуя, чтобы она осталась и заняла место отца, вторгшегося в его собственность. Белль стала смелей, когда поняла, что Чудовище не блещет умом, требуя только ее слова остаться навечно. Это было всего лишь обещание, взятое глупым существом вместо серьезной клятвы.
Белль собиралась сбежать оттуда сразу же, как подвернется возможность.
Он провел ее через темные комнаты, освещая себе путь свечой. Краем глаза она замечала мелькавшие бесценные произведения живописи и богатую мебель, которые могли бы целый год кормить ее деревню. Когда он втолкнул ее в комнату и приказал готовиться к ужину, она отказалась.
Он потерял всякое терпение, заявив, что если она не будет есть с ним, то пусть умирает от голода. Ей пришлось прикусить язык, чтобы не вспыхнуть и не разразиться тирадой об уже умирающих от голода крестьянах.
Он громко хлопнул дверью, а у нее перехватило дыхание, когда с ней заговорил шкаф и попытался убедить ее быть благоразумной. Перед ней появился канделябр и сказал следовать за ним в обеденный зал. Они прошли немало комнат, но все, что она видела — невообразимые траты впустую. Пока люди умирали без крошки хлеба, они пытались удивить ее изысканной кухней.
Белль взяла лишь кусочек хлеба и стакан воды.
Оказалось, что выбраться оттуда не так просто, как она думала. Заколдованные жители дворца постоянно путались под ногами; целая армия шпионов, которые не промедлят наябедничать, если она сделает хоть один неверный шаг. Филипп постоянно находился рядом, но жители этого места непременно бы сообщили обо всем Чудовищу, если бы она попыталась бежать.
Чудовище пыталось смягчить ее, играя на любви к чтению. Он разрешил ей пользоваться своей великолепной библиотекой. Белль хватило пары часов, чтобы понять, что все книги были изданы не позже, чем десять лет назад, а большинство составляла художественная литература. Это было лучше, чем ничего, но она с тоской думала о новых, интересующих ее книгах.
Жизнь во дворце протекала странно, отгорожено от внешнего мира, но оказалась своего рода просвещением. Белль постепенно смягчалась, понимая, как беспомощно было Чудовище. Он полностью зависел от своих слуг во всем, и совершенно ничего не знал об окружающем мире. Он спокойно слушал ее, пока она разъясняла Декларацию прав человека и гражданина. И к ее большому удивлению, он с ней не спорил; вместо этого он все обдумал и на следующий день задал ей вопросы.
Вероятно его невежество — и невежество остальной аристократии — можно было исправить обучением. Белль начала понимать, почему люди оказались так разделены, и пальцы стали зудеть от желания написать ее собственную книгу о том, как устранить пропасть между классами.
Этой книге было не суждено появиться на свет. Толпа пришла прежде, чем она успела сочинить хотя бы первое предложение.
Невменяемые люди бесновались, ведомые Гастоном; они штурмовали дворец, размахивая факелами и грозясь превратить Чудовище в чучело. Заботясь только о своей безопасности, Белль схватила ближайший зажженный канделябр и бросила в середину толпы — прямо на пушку, которую они притащили с собой. Последовавший взрыв унес с собой больше половины мародеров и несколько живых дворцовых вещей.
Это только еще больше разозлило их.
Белль кричала, взывала и вопила о том, что она поддерживает Революцию, но толпа не заморачивалась такими штуками, как благоразумие. Они схватили ее, вытащили из дворца и осудили за измену.
Она так и не узнала, что случилось с Чудовищем.
Приговор суда стал логичным заключением. Мадам Гильотина не испытывала теплых чувств к счастливым финалам.
5. «Сладкозвучная» песнь
Истории никогда не рассказывают так, как они происходили на самом деле, потому что люди боятся напугать детей. Для них хотят создать атмосферу покоя и счастья и невольно делают их чересчур ранимыми. Взрослые приукрашивают, сочиняют и продолжают лгать, пока правда не превращается в сказку и забывают, что под кроватями действительно сидели монстры.
Когда старые моряки рассказывали о Тритоне, они говорили тихо и почтительно, но без тени страха. Эрик был слишком молод, чтобы понять, что перед ним стояли люди, видавшие виды, успевшие познать и милость, и гнев морского царя за свою долгую жизнь. Они давным-давно вручили ему свои судьбы.
Свой двадцать первый день рождения он провел под парусом, ведь ничто в целом мире он не любил так, как запах моря. Он мечтал отправиться на своем судне на запад, так далеко, как только возможно, и найти что-то волшебное, что наполнило бы его жизнь красками. Он не знал, что именно он ищет, но его не покидало ощущение, что ждать осталось недолго.
То, что он в итоге нашел, оказалось куда более фантастическим, чем любой смертный мог себе представить.
В честь его совершеннолетия пустили салют, яркие всполохи фейерверков осветили океан. Эрик смотрел на потрясающие цвета, в которое окрасилось небо; их отражение от воды было самым прекрасным, что он когда-либо видел. Он играл с Максом и пытался не обращать внимания на надоедливые напоминания Гримсби о том, что ему пора искать жену.
Он не стал отвечать своему верному слуге, любившему поворчать. Эрик решил, что подумает обо всем на следующий день — в эту ночь он хотел лишь наслаждаться свободой океана.
Затем разразился шторм.
Эрик знал, что недооценивать бури не стоит. Гнев Тритона — как называли плохую погоду моряки — был непредсказуем и мог потопить самый мощный корабль за считанные секунды. Корабль принца был лучшим из флота, но когда под ногами стала смещаться палуба, Эрик мог думать только о том, как недолговечны деревянные доски в сравнении с необъятным океаном.
Корабль резко тряхнуло — он накренился вправо, и мокрая палуба ушла у Эрика из-под ног. Он смотрел в небо, широко распахнув глаза, и, обманутый иллюзией полета, падал в мутные воды.
Шок от столкновения с водой выбил из него весь дух. Удар оказался такой силы, что он не знал, где поверхность, и выбрал направление наугад, начав туда плыть. Эрик был хорошим, выносливым пловцом, будучи принцем народа мореплавателей, но выплыть на поверхность ему помогла скорее удача, чем умение. Он жадно схватил воздух ртом, пытаясь решить, как спастись от бескрайней глубины.
На его плечо опустилась рука, и, обернувшись, он увидел плывущую позади красивую девушку. Вспыхнувшая молния на мгновение осветила волосы цвета крови.
Как ни странно, она пела. Голос шел прямо ему в голову, все нарастающий звук предназначался только ему. Слушая песнь, он забыл о своей панике — мелодия была слишком прекрасна, чтобы ей противостоять.
Улыбаясь, она приблизилась к нему и взяла под руки. Он видел лишь красоту её глаз, чувствовал лишь успокаивающую влажность перепончатых рук. Он так и не понял, что тонул.
Его люди не смогли отыскать тело, хотя один из моряков неоднократно рассказывал, что видел русалку возле принца. Моряки поняли, что это означало. Другие же предпочли не лишать себя надежды.
Год прошел, затем два. В стране произошла революция, потому что Эрик не оставил наследника, и люди стали с тоской говорить о потерянном принце. Шли слухи, что он жив, что ждет подходящего момента, чтобы вернуться и занять свой трон. К слухам добавляли выдумки, а позже они превратились в легенды. Сотни лет спустя люди верили в прекрасную историю любви принца и русалки.
Правда была не так чудесна. От Эрика осталась одна пена да сказки о принце, осмелившемся влюбиться в русалку.
6. Если правая твоя рука соблазняет тебя
Она почти истекла кровью к тому моменту, как ее доставили обратно во дворец.
Торговцу потребовалось всего мгновение, чтобы узнать ее, но было уже слишком поздно. Никто не мог приставить обратно руку, отсеченную за кражу.
Жасмин не сразу поняла, что произошло, окоченевшая от внезапной боли. Мгновение назад все было хорошо, а через секунду по телу разлились ужасные муки, и мозг отказывался поверить в случившееся. Она подняла руку, взглянула на брызжущий кровью обрубок и рухнула на землю.
В последующие недели Жасмин порою жалела, что ее узнали и не оставили там умирать от потери крови.
Она не узнавала человека, сидящего возле ее кровати днем и ночью — пропала улыбка, и не осталось ни следа от привычного Султана. Она не спрашивала, что случилось с напавшим на нее торговцем. Ее отец был добрым, мягким человеком, но не тем, кто простил бы человека, причинившего ей вред.
Боль постепенно стала убывать, и она начала привыкать к новой жизни. Жасмин училась пользоваться только одной рукой, чтобы справляться с ежедневными делами; помогала культей, когда пыталась расчесать волосы. Она всегда очень гордилась стремлением делать все своими силами, а теперь ей приходилось принимать помощь дворцовых слуг, чтобы просто позаботиться о себе. Это была горькая пилюля. Она так долго хотела освободиться от оков своего положения, что пользоваться привилегиями теперь казалось предательством самой себя.
В ночь перед своим днем рождения, ночь, которую Султан установил Жасмин, как последний срок, чтобы выбрать себе мужа, она села на балконе, размышляя о своей гаснущей жизни. Женихи больше не приходили. Принцесса-калека не казалась шикарным призом, тем более что многие решили, что Султан женится вновь, чтобы иметь здорового наследника.
Жасмин зарылась лицом в густой мех Раджи. В нём она нашла единственное утешение и не позволяла себе плакать ни при ком другом. Она не хотела, чтобы отец постоянно думал о произошедшем, и не хотела напоминать, что во всем, что случилось, виновата только она сама.
Глядя в ночное небо, Жасмин размышляла о том, как иронична судьба. Ее единственная попытка вырваться на свободу обрекла ее на вечное заточение во дворце. На секунду она задумалась, сколько страданий она причини отцу, если просто шагнет с балкона.
— Пст, — раздался тихий голос.
Жасмин чуть не подпрыгнула от неожиданности и завертелась, пытаясь определить, откуда шел звук. Раджа позади нее угрожающе прорычал, готовый наброситься, чтобы защитить ее. Она требовательно спросила под громкий стук сердца:
— Кто здесь?
— Никого особенного, — услышала она мелодичный тенор, и по стене забрался юноша в бедной одежде.
— Что тебе нужно? — поинтересовалась она, удивляясь сама себе, почему до сих пор не зовет Расула и всю дворцовую стражу. Незнакомцу каким-то образом удалось преодолеть все стены незамеченным, и Жасмин чувствовала нарастающее волнение от пробудившегося любопытства.
— Извиниться, — сказал он ей.
— За что? — грубо откликнулась она, чувствуя горечь во рту. С того самого дня каждый только и делал, что извинялся за то, что не предотвратил беду, пытаясь тем самым взять на себя вину за ее действия. Этот мальчишка, по всей видимости, принадлежал к их числу.
— Я был там, на рынке, — сказал он. — Сидел на крыше палатки торговца дынями. — Его голос понизился до шепота: — Я должен был что-то сделать...
— Это не твоя вина, — произнесла Жасмин. Она прокручивала в голове сценарий того, как могли бы развиваться события, миллион раз, но потом ей снова приходилось сталкиваться с реальностью. Она обрекла себя на это в тот момент, как решила сбежать из дворца. Она была слишком наивна, чтобы выжить на улице без защиты.
— Я хочу загладить свою вину перед тобой, — ответил он, достав масляную лампу и положив ее на колени. — Потри лампу и загадай желание, принцесса.
Это было сущим безумием, но она решила подыграть очаровательному незнакомцу. Жасмин коснулась пальцами оставшейся руки лампы, играя в его игру. Придумать желание было несложно — только об этом она и думала днями напролет.
— Хочу, чтобы в тот день я не ходила на рынок.
Небо загрохотало, а лампа вспыхнула, источая голубой дым и отбрасывая красные, не горящие искры. Жасмин от изумления открыла рот — перед ней из лампы появился гигантский мужчина.
Его голубое лицо выглядело огорчённым, и он произнёс
— Будет исполнено.
Султанша Аграбы была жестокой женщиной. Жестокосердной, своенравной и невыносимой в любви.
Никто не осмеливался открыто говорить о ней, если только не собирался вознести ей хвалу. Она слыла суровым правителем, склонным задействовать стражников при малейших волнениях. Единственным существом, которому позволялось касаться ее, был ее тигр, и он разрывал каждого, кто имел неосторожность подойти к ней ближе, чем на расстояние вытянутой руки.
В мире было совсем немного женщин-правителей, но султанша не намеревалась делиться с кем-то властью. После того, как Джафар убил ее отца, чтобы взойти на трон, она стала хладнокровной. Отец любил ее, а она стала оружием, нацеленным на его устранение. Она никогда не простила Джафара за это.
К счастью, Джафар оказался достаточно глуп, чтобы спать в одной постели с ней, не задумываясь, что она может хранить нож под подушкой. Он стал ее первой жертвой, но не последней. Многие отказывались служить женщине, султанше приходилось снова и снова доказывать, что она достаточно могущественна, чтобы управлять страной.
Аграба была диким местом, но это был ее дом.
7. Женщина в белом
Она всегда была доброй, но не всегда это шло на пользу.
Белоснежка не помнила, как оказалась в лесу. Она помнила, как егерь мачехи вел ее на поляну, чтобы нарвать цветов, потом держал букет, пока она разговаривала с заблудившейся птичкой. Следующее, что всплывало в памяти — она блуждает в одиночестве по тропинкам, чувствуя такой жуткий холод, который никогда не знала прежде.
В лесу все было темным и искривленным, вялые тени превращались в ужасных монстров. Она брела между ними, кутаясь в плащ в тщетной попытке согреться. Как ни странно, ей не было страшно. Она никогда не отличалась смелостью, но лес выглядел безобидным.
Она коченела от холода и томилась от одиночества. Время от времени она пыталась петь, чтобы успокоиться, но голос звучал странно и казался таким высоким, будто мог запросто разбить стекло.
В конце концов она наткнулась на дом с семью странными маленькими человечками. Они устремили на нее взгляды, когда она очутилась на пороге, прося пустить погреться у огня. В обмен она обещала убирать комнаты и готовить.
Они оказались добрыми и расступились, впуская ее внутрь. Один из них сердито ворчал, что не стоит пускать в дом незнакомцев, но его пыхтение осталось без внимания.
В этот вечер она пела для них, без единой эмоции наблюдая, как один за другим они падали к ее ногам и становились послушными ей. Она не чувствовала страха или сожаления, ведь она больше была не одна.
Хотя она собиралась остаться в этом доме со своими новыми друзьями, она не могла сидеть на месте. Они вместе покинули дом и пошли в лес искать... нечто. Белоснежка не знала, что заставляет ее двигаться, но непрекращающийся гнев не давал ей покоя.
Она сама не могла понять, как можно постоянно испытывать такую злость. Она все шла и шла, гномы то появлялись, то исчезали, и она не могла предугадать, когда увидит их снова.
Белоснежка помнила, как когда-то влюбилась, но чувство было какое-то отдаленное. Принц все равно не приходил, а сама она не могла найти тропинку обратно.
Время от времени она наталкивалась на случайных встречных в чаще и спрашивала дорогу. Некоторые пытались ей помочь, другие просто бежали со всех ног, не дождавшись даже вопроса. Тем, кто оставался, Белоснежка пела, а иногда и танцевала, потому что верила, что на доброту всегда нужно отвечать тем же, даже если ее доброту поначалу не хотели принимать.
Доброта убивала так же безоговорочно, как нож егеря.
Переводчик: fandom Walt Disney 2013
Бета: fandom Walt Disney 2013
Оригинал: «Seven for a Secret» автора orphan_account, разрешение на перевод получено
Ссылка на оригинал: здесь
Размер: миди, 6390 слов
Пейринг/Персонажи: Золушка, Рапунцель, Аврора, Белль, Ариэль, Жасмин, Белоснежка
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: Семь не случившихся "жили они долго и счастливо". Добро пожаловать в прекрасный мир Диснея.
Для голосования: #. fandom Walt Disney 2013 - работа "Семь тайн"
1. Легенда Восточного КоролевстваОна должна была успеть пленить принца до полуночи.
Золушку охватило отчаяние. Она не верила, что остался хоть один шанс на то, что её мечты осуществятся. После стольких унижений она уже не знала, сможет ли пережить ещё одно разочарование. Она всегда думала, что усердный труд и вера в лучшее помогут преодолеть все преграды и стать счастливой, но надежда стала угасать.
И тогда появилась крёстная фея, облачённая в голубые одежды, и с улыбкой на губах взмахнула волшебной палочкой, творя чудеса. Она пообещала, что Золушка обязательно попадёт на бал.
Но было одно условие.
— Любая магия имеет свою цену, моя дорогая, — сказала крестная фея. — Ты готова ее заплатить?
— Но у меня ничего нет... — нерешительно ответила Золушка.
— Магия возьмет то, что захочет, — пояснила крестная. — И только в случае твоей неудачи.
Золушка решила, что хуже быть уже не может. Она устала всегда говорить «нет», заставлять себя улыбаться, когда хотелось плакать из-за своей несправедливой судьбы. Устала всегда быть доброй, ведь доброта была бесполезна в общении с такими людьми, как ее сводные сестры и мачеха. Золушка устала от всего этого, и ей захотелось хотя бы раз получить что-то только для себя. Не могла ведь цена быть больше, чем Золушка в состоянии предложить.
Она улыбнулась и согласилась на все, что могло случиться, не понимая и даже не спрашивая, что случится, если ей не повезёт.
Много лет спустя в деревушках, что находились недалеко от прежней столицы, давно превратившейся в руины, появилась легенда, из-за которой молодые девушки не решались гулять поодиночке. Выходить на улицу после захода солнца было опасно. Каждый был знаком с той, кто едва уцелел, или имел дальнюю родственницу, которой повезло меньше. Никто точно не знал, что охотится за ними, но все слышали эти предания.
В них говорилось о девушке, что ездит в карете, сделанной из тыквы и запряжённой мышами. Лакеем служит пёс, а на месте кучера сидит огромная крыса. Карета стремительно несётся, неотступно преследуя всех, кому не посчастливилось оказаться на её пути. Никто не знал, как выглядит та, что сидит в карете, но видевшие её ближе остальных, те, кого почти схватили, уверяли, что слышали скрипучий, надломленный женский голос, поющий песнь о своих несбывшихся мечтах.
Убегать с тропинки было бесполезно — ничто не могло сбить карету с пути, ей не нужны были проторенные дороги, чтобы мчаться, как ветер. Только река могла остановить жуткий экипаж.
Во всех сказаниях встречался один и тот же совет. Если девушке доведётся увидеть полуночную карету, единственное, что она может сделать — снять свои туфли и бросить их подальше от себя. Карета помчится на поиски туфель, и лакей сойдет на землю, чтобы подобрать их. Это даст несчастной немного времени, чтобы перебраться через реку и вернуться домой.
А если нет... что ж, тех, кого нагнала карета, всегда находят на следующий день. Без головы.
2. Прикованная
Бывали дни, когда встать с постели становилось выше ее сил.
Сколько она себя помнила, Рапунцель боролась за то, чтобы выполнять простейшие вещи. Она ещё помнила о том, как играла когда-то, но теперь ее невыносимо притягивало к земле, и она едва могла двигаться. Матушка приходила каждый день, приносила еду и помогала одеться, потому что Рапунцель не могла сделать самостоятельно даже это.
Ее волосы перевешивали и приковывали к земле. Чтобы сесть, ей приходилось сражаться с собой в самом буквальном смысле слова.
Они росли так быстро, что Рапунцель не успевала за этим следить. Иногда ей казалось, что достаточно моргнуть, как перед ней окажется еще один фут волос, с которым придется бороться. Она не знала, что для людей не характерно, когда волосы вырастают на дюйм в день, потому что ей было не с кем сравнить себя, кроме матушки, а матушка всегда выглядела одинаково.
Раз в год Рапунцель доносила себя до окна, смотрела на огни, зажигающиеся в день ее рождения, и мечтала покинуть эту комнату, стать свободной. Случалось, что она хотела сдаться и отрезать великолепные волшебные волосы, которые, как матушка говорила, нужно беречь. Она хотела встать, выйти наружу и повстречать людей.
В башне не было ничего острого, чтобы осуществить ее мечту. Матушка всегда соблюдала осторожность.
Однажды, на следующий день после своего пятнадцатилетия, она попыталась вырвать волосы прядь за прядью, но у нее ничего не получилось. Матушка оказалась права насчет того, что они волшебные.
Рапунцель была худенькой девочкой, а волосы весили невообразимо много. Неподвижно лежать целый день было вредно для здоровья, как и пытаться двигать тоненькой шеей, когда сотни фунтов оттягивали ее вниз. Иногда ей казалось, что шея просто сломается от чересчур резкого движения.
Постоянные головные боли, вызванные тяжестью волос, притуплялись только лекарствами, которые приносила матушка. Рапунцель стала доверять Готель еще больше после того, как та стала добавлять успокоительное, чтобы помочь ей уснуть. В такие дни Рапунцель переставала волновать ее беспомощность — ей просто хотелось поспать.
А потом настал день, когда матушка не вернулась.
Рапунцель не сразу поняла, что матушка задерживается. Время было чем-то непонятным, особенно после того, как матушка стала давать ей лекарства от головной боли. Незаметно ускользали целые часы, и когда она закрывала глаза, время пролетало без ее ведома.
Прошло около двух дней, когда она осознала, что матушка не возвращается. Мочевой пузырь уже раздулся, но Рапунцель, хныкая, пыталась убедить себя подождать еще чуть-чуть. В конце концов ей пришлось столкнуться с неизбежным. Она не могла дойти до туалета самостоятельно.
Оскорбленная, она лежала в собственной луже, и не могла ничего делать, кроме как плакать. Прошли целые месяцы с тех пор, как она поднималась самостоятельно, и теперь к своему ужасу обнаружила, что даже сидеть без помощи больше не может. Не осталось ничего, что она могла бы сделать для собственного спасения без матушки. И она ждала и не понимала, что же такого могло случиться, что матушка не пришла. Матушка любила ее и никогда бы не оставила.
Что-то запуталось у нее в волосах. Она чувствовала запах гниения, но не могла подняться, чтобы посмотреть, что это. Где же матушка?
Ей было некого спросить, поэтому она задавала этот вопрос себе снова и снова. Она теряла сознание и вновь приходила в себя, а время продолжало нестись. Рапунцель неподвижно лежала в кровати, ждала и ждала, но никто так и не приходил. Никто не приносил еду, и никто не приносил лекарства, но это было не страшно, потому что через некоторое время головные боли прекратились навсегда.
3. Нулевой пациент
Принц разбудил ее поцелуем, но на этом история не закончилась.
Ночь была переполнена чувствами, пока они с Филлипом кружили в танце по залу перед их объединенными королевствами. Она смотрела ему в глаза и чувствовала себя счастливей, чем когда-либо в жизни. Они танцевали, пока не заболели ноги, а потом вместе сели к родителям, чтобы обсудить свадьбу. Аврора не высказывала никаких предложений, пока речь шла о протоколе и церемонии, потому что ничего о них не знала. Она сидела и улыбалась, считая, что у нее еще целая жизнь впереди, чтобы все это узнать.
На следующий день она проснулась в комнате своей башни. Некоторое время она смотрела на полог, напоминая себе, что все это реально. Она действительно оказалась принцессой, и принц спас ее от проклятия злой ведьмы. Она вернулась к своим родителям и собирается выйти замуж за человека, которого любит. Океан перемен кружил голову, но Аврора не сомневалась, что все это к лучшему.
Как только она привыкнет ко всем изменениям, она будет безумно счастлива. Она чувствовала себя неуютно в этой вычурно разукрашенной спальне, но понимала, как мелочно будет звучать ее просьба о другой комнате, менее огромной, менее величественной и той, в которой она не спала вечным сном из-за заклятия.
Аврора сказала сама себе не быть хлопотливой, как Мэривеза, и поднявшись с постели, начала свою песнь, встречая новый день.
Через два часа, после того как служанки облачили ее в прекрасное зеленое утреннее платье, она спустилась к завтраку. Филлип встретил ее улыбкой и предложил свою руку, чтобы сопроводить в обеденный зал.
— Доброе утро, любовь моя, — сказал он. — Выдержим ли мы снова наших родителей?
— Разве может победитель драконов бояться простых смертных? — поддразнила Аврора, направляясь вместе с ним на завтрак.
— Твой отец — страшный человек, когда за спиной у него армия и совет, — серьезно ответил Филлип, хотя Авроре гораздо больше нравилось, когда его глаза искрились весельем. — Куда разумней избегать вражды, когда это возможно.
Она была так счастлива находиться рядом с ним, что не обратила никакого внимания на то, что он отвернулся, чтобы откашляться.
К вечеру она жалела, что была так невнимательна.
Филлип стал чувствовать себя плохо и слег в постель. Обеспокоенная Аврора просила тетушек помочь, и все три пообещали за ним присмотреть. Аврора протирала его лоб мокрыми тряпицами, пока тетушки в углу бормотали заклинания. Она шептала слова любви и поддержки Филлипу, чтобы он вернулся к ней и открыл глаза.
Его руки синели, и она плакала, слыша, как он борется за каждый вздох. Еще накануне он был здоров, танцевал и смеялся вместе с ней. Теперь он лежал при смерти, и Аврора не знала, что делать. Она никогда раньше ни за кем не ухаживала — у тетушек было безупречное здоровье.
Колдовство фей не помогало. Аврора смотрела, как они произносят заклинание за заклинание, и как все больше синеет кожа Филлипа после каждой их неудачи.
— Я не знаю, есть ли что-нибудь, что мы можем сделать, моя дорогая, — сказала Флора. — Наши заклинания не работают.
— Пожалуйста... попробуйте еще, — умоляла Аврора, неспособная думать о чем-либо еще. Она ненавидела свою беспомощность. В отличие от дракона, этого противника нельзя было победить любовью и отвагой.
Фауна успокаивающе сжимала ее плечи.
Все было напрасно. Несмотря на ее мольбы и старания фей, она видела, как он умирает. Филлип закашлялся и в последний раз закрыл свои храбрые глаза, прекращая дышать. Она поцеловала его в окровавленные губы, но в отличие от нее, он не проснулся.
Всю следующую неделю, каждый день, она жалела о том, что вообще очнулась от своего сна. Как бы странно это ни звучало, но она даже стала страдать бессонницей. Единственное, о чем Аврора могла думать на похоронах, что этот день должен был стать днем ее свадьбы.
Пока Аврора горевала, по королевству распространялись ужасные миазмы, поражая людей одного за другим с непреклонной силой. Дворцовый музыкант стал следующей жертвой, захлебываясь кровью во время кашля. Пока Филлипа готовили к погребению, с такими же симптомами слегло несколько служанок. Большинство из заразившихся в конечном счете выздоравливали, но одного из трех болезнь забирала с собой в иной мир. К тому времени, как подкралась зима, она достигла небывалых масштабов и продолжала распространяться в нарастающем темпе.
Меривеза заболела на следующий день после похорон Филлипа. Она стала четвертым безнадежным несчастным случаем.
Умирали сильнейшие. Болезни обычно уносили самых молодых и самых старых, но эта была иной. Жертвы невыносимо страдали, валились в постель с ужасным жаром и ознобом; дрожа и трясясь, накрывались грудой одеял. Иногда болезнь обрушивалась с особой силой, вторгаясь и насилуя тело. Кого-то рвало, кто-то истекал кровью. Всех их объединяли мучения, переносимые из-за нее.
Болезнь накатывала волнами — те, кто не свалились в первом потоке, оказывались прикованными к постели, когда она наверстывала упущенное.
Вокруг Авроры умирали люди ее отца; смерти становились все ужасней и стремительней, было невозможно уследить за ними, чтобы попытаться хоть как-то взять под контроль. Чтобы сражаться с инфекцией и заботиться о больных не хватало рук, но все, кто был на ногах, сновали по дворцу, пытаясь помочь.
Аврора узнала, каким страшным врагом может быть человеческое тело. Некоторые тела разламывались, когда их пытались перенести в подготовленные могилы, другие выделяли субстанции, о существовании которых она даже не подозревала. Некоторые живые молили об избавлении от мучений. Пациенты, за которыми ухаживала Фауна, умоляли ее покончить с их страданиями, и Авроре оставалось только догадываться, помогала ли ее добросердечная тетя единственным оставшимся способом.
Тем, кому повезло, покидали мир, даже не осознав, что подхватили жуткую заразу. Остальные же предельно ясно понимали, что с ними происходит, но были не в силах бороться. Люди оказывались в отвратительных условиях, а на домах семей, которых коснулась беда, рисовали метки.
Дворец заполнило зловоние, с каким Аврора никогда и близко не сталкивалась; постельное белье и одежда были сплошь в моче и экскрементах людей, которые уже не могли самостоятельно встать или помыться. Кровь была везде — на белье, на вещах; она лилась из носа и даже ушей, а кто-то ее судорожно откашливал. Аврора в ужасе наблюдала, как синеет кожа от недостатка воздуха, и летают мухи, как над умершими, так и над больными.
Вскоре им стало не хватать гробов.
Все кровати уже давно были заняты, каждый коридор, каждая свободная комната заполнилась койками с инфицированными и умирающими. Гробовщики, по большей части и сами больные, сокрушались, поскольку девать мертвые тела стало уже некуда. Тела оставались лежать прямо там, где переставали дышать, часто залитые сочащейся кровью. Король приказал запереть несколько комнат вместе с мертвецами, но закрытые двери не спасали от ужаса и знания того, что за ними лежит. Умершие продолжали покоиться всюду, а умирающие лежали рядом с ними, слишком ослабевшие, чтобы передвигаться.
Когда число погибших перевалило за сотню, люди стали бежать из замка в села в попытке спастись от чумы. Отец Авроры, спохватившись, объявил карантин, но было уже слишком поздно. Во дворец приходили сообщения об учащающихся случаях заболеваний в деревнях.
Аврора усердно трудилась, но ее доброе от природы сердце умерло вместе с ее любовью. Теперь она была лишь парой дополнительных рук, которые вместе с Флорой изо всех сил пытались помочь больным.
Оставшиеся в живых закрывали лица тряпками в попытке защититься от жутких миазмов, распространяющих болезнь, и оставляли только наполненные страхом, взирающие на гибнущий мир глаза. Все казались чужими, и Аврора не переставала надеяться, что она просто все еще спит, и ей снится кошмар, от которого она не может очнуться.
«Было ли это последнее проклятие Малефисенты?» — думала Аврора.
4. Равенство
Ее звали не Белль, ведь это было бы слишком наивно. На самом деле она была Беатрис, и жила она не в странной французской деревушке. Что правда, то правда — она росла необыкновенно хорошенькой девочкой, и как-то само собой вышло, что это прозвище стало ее вторым именем. Деревня, в которой жила ее семья, нищенствовала, так что странной, учитывая жуткое время французской Революции, ее никак нельзя было назвать.
Белль не могла припомнить дней, когда жители деревни ничего бы не боялись. Ее родители принадлежали к мелкой буржуазии, но после смерти матери безумство ее отца постепенно стерло их статус, и вскоре они оказались в нищете, в провинции, далеко от больших городов.
В это беспокойное время чужеземцы не вызывали доверия, и Белль не могла найти себе друзей. Люди относились с подозрением даже к членам собственной семьи, так что было глупо надеяться, что кто-то захочет налаживать отношения с новыми людьми. Но Белль и не беспокоилась по этому поводу — большинство жителей не знали даже простейшей грамоты, а в целом свете не было ничего, что Белль любила бы больше, чем книги.
Она читала книги, бережно держа над ними свечу; книги, которые ее отец приносил после каждого похода в город на собрания Якобинского клуба. Он возвращался преисполненным идеями свободы, равенства, братства. Она слушала, как он излагал обсуждаемые темы, и с трепетом брала принесенные брошюры и книги, говорящие о том, что близится эпоха Просвещения.
Идеи были революционными, и Белль не могла перестать думать об их грандиозности. Она читала Руссо и Вольтера, размышляя о несправедливости мира. Затем она открыла для себя работы Олимпии де Гуж, которые вызвали интерес к Манон-Жанне Ролан, и Белль начала задумываться о том, чтобы поехать в Париж и присоединиться к революционерам. И она отправилась в это путешествие, но не по своей воле.
В тот вечер, когда ее отец не вернулся домой, она забеспокоилась, не разоблачили ли его приверженцы режима. Шло время, а она ждала, то раздражаясь, то волнуясь, то поддаваясь страху. Во Франции было опасно, и Белль знала, как много людей исчезает без следа. Когда Филипп прискакал домой, весь взмыленный и паникующий, она, ни секунды не сомневаясь, вскочила в седло и приказала ему мчаться по следам отца.
Как Белль и думала, конь держал путь в лес, сойдя с обычной дороги и ступая на темную неприглядную тропинку, которой никто из сельчан не пользовался. Она заставляла себя охранять спокойствие, пока Филипп двигался все дальше в разросшуюся дикую чащу. Волосы вставали дыбом от неподдельного ужаса, когда то там, то здесь раздавался протяжный волчий вой.
Вдруг перед ней, как мираж, появился дворец, обнесённый высокой оградой с восхитительными воротами. Белль, затаив дыхание, рассматривала архитектурное великолепие, выполненное так искусно и неприлично роскошно, что она ни за что бы не поверила в его существование, если бы не увидела собственными глазами. Окон было столько, что она сомневалась, сможет ли когда-нибудь их пересчитать, а лужайки стояли подстриженными с доходящим до абсурда совершенством. Там хватило бы места, чтобы вместить пять таких, как ее, деревень.
Он выглядел в точности, как Белль представляла себе Версальский дворец.
Эта мысль вселила в нее уверенность; она убедилась, что ее отец исчез из-за выпада оппозиции против аристократии. Расправив плечи, она повела Филиппа через ворота во двор.
Чтобы столкнуться с Чудовищем.
Белль не могла найти слов, чтобы описать того монстра, что появился перед ней из ниоткуда. Словно кто-то взял самых неистовых тварей существующего животного мира и соединил их в одно существо, чтобы создать кошмар во плоти, сверкающий голубыми глазами. Он кружил вокруг нее, угрожал и приказывал убираться.
Она смотрела в лицо Чудовища и напоминала сама себе, что они равны.
— Меня не запугает какой-то монстр, — сказала она ему, расправляя плечи и обжигая пламенным взглядом. Белль была настоящей дочерью своего отца — она не стала бы преклоняться ни перед кем и ни перед чем, потому что она не ниже остальных. — Верни мне моего отца.
Она не собиралась показывать ему свой страх, потому что не боялась его. Он проревел ей в лицо, но Белль даже не вздрогнула. Она держалась уверенно и хмуро взирала на него, зная, что единственное, что он может сделать — причинить ей физический вред.
Белль не могла сказать точно, кто из них двоих оказался шокирован сильней.
Он невнятно бормотал и запинался, требуя, чтобы она осталась и заняла место отца, вторгшегося в его собственность. Белль стала смелей, когда поняла, что Чудовище не блещет умом, требуя только ее слова остаться навечно. Это было всего лишь обещание, взятое глупым существом вместо серьезной клятвы.
Белль собиралась сбежать оттуда сразу же, как подвернется возможность.
Он провел ее через темные комнаты, освещая себе путь свечой. Краем глаза она замечала мелькавшие бесценные произведения живописи и богатую мебель, которые могли бы целый год кормить ее деревню. Когда он втолкнул ее в комнату и приказал готовиться к ужину, она отказалась.
Он потерял всякое терпение, заявив, что если она не будет есть с ним, то пусть умирает от голода. Ей пришлось прикусить язык, чтобы не вспыхнуть и не разразиться тирадой об уже умирающих от голода крестьянах.
Он громко хлопнул дверью, а у нее перехватило дыхание, когда с ней заговорил шкаф и попытался убедить ее быть благоразумной. Перед ней появился канделябр и сказал следовать за ним в обеденный зал. Они прошли немало комнат, но все, что она видела — невообразимые траты впустую. Пока люди умирали без крошки хлеба, они пытались удивить ее изысканной кухней.
Белль взяла лишь кусочек хлеба и стакан воды.
Оказалось, что выбраться оттуда не так просто, как она думала. Заколдованные жители дворца постоянно путались под ногами; целая армия шпионов, которые не промедлят наябедничать, если она сделает хоть один неверный шаг. Филипп постоянно находился рядом, но жители этого места непременно бы сообщили обо всем Чудовищу, если бы она попыталась бежать.
Чудовище пыталось смягчить ее, играя на любви к чтению. Он разрешил ей пользоваться своей великолепной библиотекой. Белль хватило пары часов, чтобы понять, что все книги были изданы не позже, чем десять лет назад, а большинство составляла художественная литература. Это было лучше, чем ничего, но она с тоской думала о новых, интересующих ее книгах.
Жизнь во дворце протекала странно, отгорожено от внешнего мира, но оказалась своего рода просвещением. Белль постепенно смягчалась, понимая, как беспомощно было Чудовище. Он полностью зависел от своих слуг во всем, и совершенно ничего не знал об окружающем мире. Он спокойно слушал ее, пока она разъясняла Декларацию прав человека и гражданина. И к ее большому удивлению, он с ней не спорил; вместо этого он все обдумал и на следующий день задал ей вопросы.
Вероятно его невежество — и невежество остальной аристократии — можно было исправить обучением. Белль начала понимать, почему люди оказались так разделены, и пальцы стали зудеть от желания написать ее собственную книгу о том, как устранить пропасть между классами.
Этой книге было не суждено появиться на свет. Толпа пришла прежде, чем она успела сочинить хотя бы первое предложение.
Невменяемые люди бесновались, ведомые Гастоном; они штурмовали дворец, размахивая факелами и грозясь превратить Чудовище в чучело. Заботясь только о своей безопасности, Белль схватила ближайший зажженный канделябр и бросила в середину толпы — прямо на пушку, которую они притащили с собой. Последовавший взрыв унес с собой больше половины мародеров и несколько живых дворцовых вещей.
Это только еще больше разозлило их.
Белль кричала, взывала и вопила о том, что она поддерживает Революцию, но толпа не заморачивалась такими штуками, как благоразумие. Они схватили ее, вытащили из дворца и осудили за измену.
Она так и не узнала, что случилось с Чудовищем.
Приговор суда стал логичным заключением. Мадам Гильотина не испытывала теплых чувств к счастливым финалам.
5. «Сладкозвучная» песнь
Истории никогда не рассказывают так, как они происходили на самом деле, потому что люди боятся напугать детей. Для них хотят создать атмосферу покоя и счастья и невольно делают их чересчур ранимыми. Взрослые приукрашивают, сочиняют и продолжают лгать, пока правда не превращается в сказку и забывают, что под кроватями действительно сидели монстры.
Когда старые моряки рассказывали о Тритоне, они говорили тихо и почтительно, но без тени страха. Эрик был слишком молод, чтобы понять, что перед ним стояли люди, видавшие виды, успевшие познать и милость, и гнев морского царя за свою долгую жизнь. Они давным-давно вручили ему свои судьбы.
Свой двадцать первый день рождения он провел под парусом, ведь ничто в целом мире он не любил так, как запах моря. Он мечтал отправиться на своем судне на запад, так далеко, как только возможно, и найти что-то волшебное, что наполнило бы его жизнь красками. Он не знал, что именно он ищет, но его не покидало ощущение, что ждать осталось недолго.
То, что он в итоге нашел, оказалось куда более фантастическим, чем любой смертный мог себе представить.
В честь его совершеннолетия пустили салют, яркие всполохи фейерверков осветили океан. Эрик смотрел на потрясающие цвета, в которое окрасилось небо; их отражение от воды было самым прекрасным, что он когда-либо видел. Он играл с Максом и пытался не обращать внимания на надоедливые напоминания Гримсби о том, что ему пора искать жену.
Он не стал отвечать своему верному слуге, любившему поворчать. Эрик решил, что подумает обо всем на следующий день — в эту ночь он хотел лишь наслаждаться свободой океана.
Затем разразился шторм.
Эрик знал, что недооценивать бури не стоит. Гнев Тритона — как называли плохую погоду моряки — был непредсказуем и мог потопить самый мощный корабль за считанные секунды. Корабль принца был лучшим из флота, но когда под ногами стала смещаться палуба, Эрик мог думать только о том, как недолговечны деревянные доски в сравнении с необъятным океаном.
Корабль резко тряхнуло — он накренился вправо, и мокрая палуба ушла у Эрика из-под ног. Он смотрел в небо, широко распахнув глаза, и, обманутый иллюзией полета, падал в мутные воды.
Шок от столкновения с водой выбил из него весь дух. Удар оказался такой силы, что он не знал, где поверхность, и выбрал направление наугад, начав туда плыть. Эрик был хорошим, выносливым пловцом, будучи принцем народа мореплавателей, но выплыть на поверхность ему помогла скорее удача, чем умение. Он жадно схватил воздух ртом, пытаясь решить, как спастись от бескрайней глубины.
На его плечо опустилась рука, и, обернувшись, он увидел плывущую позади красивую девушку. Вспыхнувшая молния на мгновение осветила волосы цвета крови.
Как ни странно, она пела. Голос шел прямо ему в голову, все нарастающий звук предназначался только ему. Слушая песнь, он забыл о своей панике — мелодия была слишком прекрасна, чтобы ей противостоять.
Улыбаясь, она приблизилась к нему и взяла под руки. Он видел лишь красоту её глаз, чувствовал лишь успокаивающую влажность перепончатых рук. Он так и не понял, что тонул.
Его люди не смогли отыскать тело, хотя один из моряков неоднократно рассказывал, что видел русалку возле принца. Моряки поняли, что это означало. Другие же предпочли не лишать себя надежды.
Год прошел, затем два. В стране произошла революция, потому что Эрик не оставил наследника, и люди стали с тоской говорить о потерянном принце. Шли слухи, что он жив, что ждет подходящего момента, чтобы вернуться и занять свой трон. К слухам добавляли выдумки, а позже они превратились в легенды. Сотни лет спустя люди верили в прекрасную историю любви принца и русалки.
Правда была не так чудесна. От Эрика осталась одна пена да сказки о принце, осмелившемся влюбиться в русалку.
6. Если правая твоя рука соблазняет тебя
Она почти истекла кровью к тому моменту, как ее доставили обратно во дворец.
Торговцу потребовалось всего мгновение, чтобы узнать ее, но было уже слишком поздно. Никто не мог приставить обратно руку, отсеченную за кражу.
Жасмин не сразу поняла, что произошло, окоченевшая от внезапной боли. Мгновение назад все было хорошо, а через секунду по телу разлились ужасные муки, и мозг отказывался поверить в случившееся. Она подняла руку, взглянула на брызжущий кровью обрубок и рухнула на землю.
В последующие недели Жасмин порою жалела, что ее узнали и не оставили там умирать от потери крови.
Она не узнавала человека, сидящего возле ее кровати днем и ночью — пропала улыбка, и не осталось ни следа от привычного Султана. Она не спрашивала, что случилось с напавшим на нее торговцем. Ее отец был добрым, мягким человеком, но не тем, кто простил бы человека, причинившего ей вред.
Боль постепенно стала убывать, и она начала привыкать к новой жизни. Жасмин училась пользоваться только одной рукой, чтобы справляться с ежедневными делами; помогала культей, когда пыталась расчесать волосы. Она всегда очень гордилась стремлением делать все своими силами, а теперь ей приходилось принимать помощь дворцовых слуг, чтобы просто позаботиться о себе. Это была горькая пилюля. Она так долго хотела освободиться от оков своего положения, что пользоваться привилегиями теперь казалось предательством самой себя.
В ночь перед своим днем рождения, ночь, которую Султан установил Жасмин, как последний срок, чтобы выбрать себе мужа, она села на балконе, размышляя о своей гаснущей жизни. Женихи больше не приходили. Принцесса-калека не казалась шикарным призом, тем более что многие решили, что Султан женится вновь, чтобы иметь здорового наследника.
Жасмин зарылась лицом в густой мех Раджи. В нём она нашла единственное утешение и не позволяла себе плакать ни при ком другом. Она не хотела, чтобы отец постоянно думал о произошедшем, и не хотела напоминать, что во всем, что случилось, виновата только она сама.
Глядя в ночное небо, Жасмин размышляла о том, как иронична судьба. Ее единственная попытка вырваться на свободу обрекла ее на вечное заточение во дворце. На секунду она задумалась, сколько страданий она причини отцу, если просто шагнет с балкона.
— Пст, — раздался тихий голос.
Жасмин чуть не подпрыгнула от неожиданности и завертелась, пытаясь определить, откуда шел звук. Раджа позади нее угрожающе прорычал, готовый наброситься, чтобы защитить ее. Она требовательно спросила под громкий стук сердца:
— Кто здесь?
— Никого особенного, — услышала она мелодичный тенор, и по стене забрался юноша в бедной одежде.
— Что тебе нужно? — поинтересовалась она, удивляясь сама себе, почему до сих пор не зовет Расула и всю дворцовую стражу. Незнакомцу каким-то образом удалось преодолеть все стены незамеченным, и Жасмин чувствовала нарастающее волнение от пробудившегося любопытства.
— Извиниться, — сказал он ей.
— За что? — грубо откликнулась она, чувствуя горечь во рту. С того самого дня каждый только и делал, что извинялся за то, что не предотвратил беду, пытаясь тем самым взять на себя вину за ее действия. Этот мальчишка, по всей видимости, принадлежал к их числу.
— Я был там, на рынке, — сказал он. — Сидел на крыше палатки торговца дынями. — Его голос понизился до шепота: — Я должен был что-то сделать...
— Это не твоя вина, — произнесла Жасмин. Она прокручивала в голове сценарий того, как могли бы развиваться события, миллион раз, но потом ей снова приходилось сталкиваться с реальностью. Она обрекла себя на это в тот момент, как решила сбежать из дворца. Она была слишком наивна, чтобы выжить на улице без защиты.
— Я хочу загладить свою вину перед тобой, — ответил он, достав масляную лампу и положив ее на колени. — Потри лампу и загадай желание, принцесса.
Это было сущим безумием, но она решила подыграть очаровательному незнакомцу. Жасмин коснулась пальцами оставшейся руки лампы, играя в его игру. Придумать желание было несложно — только об этом она и думала днями напролет.
— Хочу, чтобы в тот день я не ходила на рынок.
Небо загрохотало, а лампа вспыхнула, источая голубой дым и отбрасывая красные, не горящие искры. Жасмин от изумления открыла рот — перед ней из лампы появился гигантский мужчина.
Его голубое лицо выглядело огорчённым, и он произнёс
— Будет исполнено.
Султанша Аграбы была жестокой женщиной. Жестокосердной, своенравной и невыносимой в любви.
Никто не осмеливался открыто говорить о ней, если только не собирался вознести ей хвалу. Она слыла суровым правителем, склонным задействовать стражников при малейших волнениях. Единственным существом, которому позволялось касаться ее, был ее тигр, и он разрывал каждого, кто имел неосторожность подойти к ней ближе, чем на расстояние вытянутой руки.
В мире было совсем немного женщин-правителей, но султанша не намеревалась делиться с кем-то властью. После того, как Джафар убил ее отца, чтобы взойти на трон, она стала хладнокровной. Отец любил ее, а она стала оружием, нацеленным на его устранение. Она никогда не простила Джафара за это.
К счастью, Джафар оказался достаточно глуп, чтобы спать в одной постели с ней, не задумываясь, что она может хранить нож под подушкой. Он стал ее первой жертвой, но не последней. Многие отказывались служить женщине, султанше приходилось снова и снова доказывать, что она достаточно могущественна, чтобы управлять страной.
Аграба была диким местом, но это был ее дом.
7. Женщина в белом
Она всегда была доброй, но не всегда это шло на пользу.
Белоснежка не помнила, как оказалась в лесу. Она помнила, как егерь мачехи вел ее на поляну, чтобы нарвать цветов, потом держал букет, пока она разговаривала с заблудившейся птичкой. Следующее, что всплывало в памяти — она блуждает в одиночестве по тропинкам, чувствуя такой жуткий холод, который никогда не знала прежде.
В лесу все было темным и искривленным, вялые тени превращались в ужасных монстров. Она брела между ними, кутаясь в плащ в тщетной попытке согреться. Как ни странно, ей не было страшно. Она никогда не отличалась смелостью, но лес выглядел безобидным.
Она коченела от холода и томилась от одиночества. Время от времени она пыталась петь, чтобы успокоиться, но голос звучал странно и казался таким высоким, будто мог запросто разбить стекло.
В конце концов она наткнулась на дом с семью странными маленькими человечками. Они устремили на нее взгляды, когда она очутилась на пороге, прося пустить погреться у огня. В обмен она обещала убирать комнаты и готовить.
Они оказались добрыми и расступились, впуская ее внутрь. Один из них сердито ворчал, что не стоит пускать в дом незнакомцев, но его пыхтение осталось без внимания.
В этот вечер она пела для них, без единой эмоции наблюдая, как один за другим они падали к ее ногам и становились послушными ей. Она не чувствовала страха или сожаления, ведь она больше была не одна.
Хотя она собиралась остаться в этом доме со своими новыми друзьями, она не могла сидеть на месте. Они вместе покинули дом и пошли в лес искать... нечто. Белоснежка не знала, что заставляет ее двигаться, но непрекращающийся гнев не давал ей покоя.
Она сама не могла понять, как можно постоянно испытывать такую злость. Она все шла и шла, гномы то появлялись, то исчезали, и она не могла предугадать, когда увидит их снова.
Белоснежка помнила, как когда-то влюбилась, но чувство было какое-то отдаленное. Принц все равно не приходил, а сама она не могла найти тропинку обратно.
Время от времени она наталкивалась на случайных встречных в чаще и спрашивала дорогу. Некоторые пытались ей помочь, другие просто бежали со всех ног, не дождавшись даже вопроса. Тем, кто оставался, Белоснежка пела, а иногда и танцевала, потому что верила, что на доброту всегда нужно отвечать тем же, даже если ее доброту поначалу не хотели принимать.
Доброта убивала так же безоговорочно, как нож егеря.
